Супрематические фото

Супрематические фото — фотографии в стиле супрематизм


Супрематические фото, фотографии в стиле супрематизм

Супрематизм изобрел Казимир Малевич (умоляю, только не надо сразу про «Черный квадрат»!), и это направление русского авангарда одно время считалось одним из центральных, являясь разновидностью абстракционизма.

Супрематизм — это супремус — наивысший, превосходный. Здесь утверждалось превосходство цвета над формой и заложенным в нее смыслом. Цвет должен был быть освобожден!

Беспредметные композиции, состоявшие из комбинаций разноцветных плоскостей простых форм и прямых линий, стали основой супрематических полотен.

Плоскость, линия, угол и цвет.

Супремус значит наивысший

арт-критик Владимир Вересаев

Беспредметность — единственная человеческая сущность действия, освобождающая от смысла практичности предмета как ложной подлинности.

Казимир Малевич

В произведениях искусства люди часто  любят то, что узнают, что оказывается им близко. Слышал как-то такое высказывание: «Верю, что Малевич гений, но люблю я Саврасова и Поленова». Вот лучший пример. Человек узнает на этих картинах свое, и это простое узнавание доставляет ему радость. Тогда он говорит, что картина ему «нравится». Но в мирах Малевича он ничего не узнает, и поэтому ему «не нравится».

Однако «нравится/не нравится» — это разговор не на уровне искусства или большой литературы. Это простой обывательский подход. Сравнение Малевича с Саврасовым или Поленовым (или их общим  учеником Левитаном) могло бы стать камнем в огород  Малевича, но может оказаться и обратное.

Ведь, по сути, у Саврасова и Поленова никаких «миров» нет, они, в прямом смысле, поют, что видят. И любители их живописи «прозревать  иные миры» попросту не стремятся, их не интересует творческий поиск и философское обоснование новых идей, им достаточно узнавания существующего. То, что Малевич называл «культурой практических реальных предметов». Практическое означало в его случае анти-искусство.

Таким образом, любовь к Саврасову и Поленову или Малевичу и Кандинскому — это просто уровни мышления, и они разные. Это, так скажем, уровни желания прозрения Иного: иной истины, иных миров, иного пространства материального мира и, наконец, Абсолюта.

Однако и на этом пути легко впасть «в ересь» и поддаться искушению в каждой мазне прозревать иные миры, и это искушение подчас бывает так сильно, что с ним невозможно совладать. Но есть простой способ отличить одно от другого (т.е. творческий поиск от мазни): нужно постичь теоретическое обоснование, понять, поиском чего в итоге и стали конечные артефакты, и если его нет, то ничего нет.

«Черный квадрат» — это не та картина, самоценность которой может оценить любой неподготовленный зритель. Это произведение искусства, настолько плотно вписанное в исторический процесс, что вырвать его оттуда равносильно смерти, как фраза, вырванная из контекста, может изменить свой смысл на прямо противоположный. «Черный супрематический квадрат» — это вершина айсберга, апогей и апофеоз теоретического материала, выраженный максимально лаконично, максимально четко и ясно. И если мы не прочитываем в этой картине весь подготовивший ее теоретический материал, не прозреваем этот мир, то мы — просто смеемся, т.к. она ничего в нас не вызывает, да и не может вызвать.

Но если нам знакомы (и не обязательно близки) эти поиски и эти миры, то мы ощущаем очень сильное воздействие. Это нужно понимать.

Бездумное же подражательство этим готовым артефактам, этим вершинам айсберга, и порождает просто мазню или «шугу» — множество мелких осколков льда, плавающих на поверхности океана. В произведениях сугубо вторичных ценностью (кстати, довольно сомнительной) является как раз конечный продукт. Но как результат духовных поисков, выраженных в конкретно проявленных образах, эта конечная проявленность не является самоценной. И это тоже нужно понимать.

Розовые прямоугольники и фиолетовые линии ничего нам не скажут сами по себе. Поэтому не стоит насиловать себя созерцанием и натужным осмыслением данных полотен, так же как нет смысла повторять за теми, кто восхищается этими картинами только потому, что ему известно, что это шедевры мирового масштаба, проданные на Сотбис за миллионы. Гораздо честнее в этом случае любить Поленова и Саврасова.

Однажды на выставке Кандинского слышал такой разговор:

«В реалистической живописи нет никакой тайны, пожалуйста, что видишь — то и пиши, и так писать могут многие.  А вот создать абстракцию — это действительно искусство!»

«Достоверно изобразить реальность — это тоже искусство  и требует определенного мастерства»

«Не спорю, но истинное творчество всегда идет в неизвестное. В то время как наука, например, стремится объяснять неизвестное известным, художник-творец  смотрит на известное под неизвестным углом. И такому в Академии не научат. Для этого, наверное, нужно быть гением, обладающим способностью духовного прозрения, и силой. Поэтому в этом смысле Искусство стоит выше науки, а новаторство выше академизма».

Разрушение Искусством культуры практических реальных предметов в области Искусства дало повод современности XX века обвинять Новое Искусство в разложении духа практического. Обвинители горько ошибаются: разложение предметного мира еще не значит разложение духа, наоборот, оно вскрыло его действительное. Оно устанавливает дух в своих правах и возводит его в беспредметную истину новой действительности жизни. Когда дух свободного действия пытается выйти из границ предмета, оставляет форму предметной практической культуры, выявляя беспредметность как освобожденное ничто от катастрофы форм, видов, сознания, культуры, совершенства, законов и т.д.

Казимир Малевич

Итак, цвет должен быть освобожден как превосходный компонент над всеми остальными компонентами живописи, но не ради себя самого, а ради высшего духовного освобождения смысла. Предметность отвлекает от поиска и осмысления высшего смысла бытия, тех идеальных идей, которые существуют в Абсолюте, всего лишь отблески которых видимы нам в привычном мире предметов и вещей. И чтобы получить возможность заглянуть за эту грань, раздвинуть полог материальной реальности, необходимо максимально освободиться от всего временного, частного, мелкого…

Мысль создала практический предметный мир, мысль же должна прийти и к беспредметному итогу, победив свой пустой бег сочинений. Построив практическое, мысль тем самым доказала, что она бессильна построить конечность совершенства практического сочинения, и тем же доказала, что она идет вопреки природе, в которой практического не существует.

Казимир Малевич

Но могут ли абстрактные цветовые пятна действительно вызывать какие-то эмоции в человеке, передавать какие-то смыслы? Вероятно, просто пятен не достаточно, и то, что называется абстракцией сегодня — такой же отблеск, такая же тень Идеи, утерявшей свой первоначальный глубинный смысл.