Действие III
«Олигарх с человеческим лицом» пьеса
Действие происходит вечером того же дня. Поднимающийся занавес посередине сцены представляет собой фасад старой пятиэтажки.
Я в л е н и е I.
(Чувайс и женщина, хозяйка квартиры)
Занавес поднимается. Лестничная площадка, дверь в квартиру. Вверх по лестнице идет Чувайс, обмотанный проводами, с огромным рюкзаком лампочек за плечами и с ящиком инструментов в руке. Останавливается, звонит в дверь. Дверь открывает женщина в халате и в бигудях под платком.
Чувайс. Электрика вызывали?
Женщина. Да-да, проходите, пожалуйста.
Чувайс. Что случилось?
Женщина. Да я-то откуда знаю!
Чувайс. На что жалуетесь, я имел в виду?
Женщина. А, дак это, стиральная машина в ванной взорвалась, и все электричество вырубило. Не знаем, пряма, чего и делать.
Чувайс. Где машина?
Женщина. В ванной.
Чувайс. Где ванна?
Женщина. А, тама, пойдемте, сюда, сюда (проводит его в ванну).
Чувайс. Где розетка?
Женщина. А… дак вообще-то у нас того…
Чувайс становится на четвереньки и ползет вдоль провода, ведущего от машины, выползает в коридор и видит…
Чувайс. Ага! (вскакивает) Ага! Так вам и надо! Будете знать, как электричество задаром тырить! И что? Я вам после этого еще чинить что-то должен, так что ли?
Женщина. Ну, это… мы заплатим, сколько скажете, а как же.
Чувайс. Гусары денег не берут!
Женщина. Как?
Чувайс (смягчаясь). Ладно, так уж и быть, починю я вам машину, и розетку починю, но за это мне придется поменять вам все электропровода во всей квартире.
Женщина. Еще чего! У меня таких денег нету, никогда не было и не будет! Ишь чего удумал, харя бесстыжая, глаза с утра залил, вот ему и мерещится тут всякое!
Чувайс (меланхолично). Да вы не волнуйтесь, гражданка. Это совершенно бесплатно. Нужно только ваше согласие. Не соблаговолите ли вы выразить его прямо сейчас?
Женщина. Что? Ах да, конечно, конечно, будьте добры, освободите территорию. Проваливайте сейчас же!
Чувайс. Вы не поняли? Я совершенно серьезно.
Женщина. Как это понимать? Что – серьезно?
Чувайс. Можно приступать?
Женщина. Э-э-э-э…
Чувайс скрывается в ванной.
Женщина (ему в след, растерянно).Во дела-а, сроду такого не видала.
Женщина остается стоять возле двери, производя изумленные жесты, пока оттуда доносится стук металлических ключей. Через несколько минут Чувайс выходит.
Чувайс. Готово. Теперь провода. Смотрите, они у вас везде болтаются, старые такие, некрасивые. А я вам один провод проведу, новый, красивый. Вам какой цвет?
Женщина. Ну не знаю… красный есть?
Чувайс. Есть. У нас по каталогу – триста семьдесят пять цветов плюс меланж, семь видов. А вообще, если хотите, я вам русты проштробить могу и провода туда запрятать – будет как в лучших домах Лондону и Парижу, а?
Женщина. Ну не знаю…
Чувайс. Да вы не волнуйтесь, грязи не будет – у меня дрель с пылесосиком. Я тоже, знаете ли, не люблю грязи.
Женщина. Ну ладно. Нет, а все-таки, чего это мне вдруг все бесплатно, да еще меланж семь видов, а?
Чувайс. Считайте, что вам повезло. Вызывайте меня почаще – я все бесплатно делаю. Хотите вот еще лампочки вам на новые заменю? Европейская технология, экономические, светят на сто ватт, а тратят только двадцать пять. Ну что, хотите?
Женщина. Чего уж, давайте и лампочки.
Чувайс. Правильно сделали, что согласились. Они в магазине знаете сколько стоят? Двести пятьдесят рублей за одну штучку! Вот.
Женщина. Ну?!
Чувайс. Баранки гну. А теперь не мешайте мне, пожалуйста, работать. Через час все будет готово.
Женщина. Неужто в самом деле бесплатно?
Чувайс. Абсолютно. Только вот, если вас не затруднит, вы мне потом в дневнике, то есть, я хотел сказать, в трудовой книжке отзыв напишите, ладно?
Женщина молча кивает головой, Чувайс удаляется в глубины квартиры, разматывая провода.
Я в л е н и е II.
(Утинский).
Утинский останавливается перед противоположной дверью в том же подъезде. Звонит.
Голос из-за двери (старушечий). Кто там?
Утинский. Здрасьте, извините пожалуйста, у вас не найдется лишней макулатуры?
Голос. Какой-такой микилятуры?
Утинский. Ну там, газетки-журнальчики старые, ненужные?
Голос. Имеется.
Утинский. Давайте я заберу.
Голос. Это как это так?
Утинский. Если не нужные, я говорю, давайте я заберу. Жилплощадь, так сказать, расчистим.
Голос. Ага, вы расчистите – верно подмечено! После вас потом костей не соберешь в ближайшем Подмосковье. Нашли дураков. И слово-то главное придумали какое, академики хреновы.
Утинский. Да нет, вы не поняли, я от чистого сердца – помочь хочу и вам и нашей любимой Родине. Я вторсырье собираю, старьевщик я как бы.
Голос. Это вы не по адресу. Я пока на возраст не жалуюсь, и в расход меня рановато пускать. Убирайтесь по добру по здорову, пока я милицию не вызвала! Прочь отсюда, людоеды!
Утинский в страхе убегает. Опускается занавес-декорация.
Я в л е н и е III.
(Агранович, Утинский, потом Чувайс и Дерезовский).
Агранович возле дома сажает кедры, пихты, ели и можжевельник. Утинский, скатившись с лестницы, вдруг замечает Аграновича.
Утинский. Привет, Саша! Что это ты тут делаешь?
Агранович. Да вот, территорию навечно озеленяю.
Утинский. А откуда деревья?
Агранович. Из лесу, вестимо.
Утинский. Из какого же лесу такие огромные?
Агранович. А мне ребята по дружбе с Чукотки прислали, заказным.
Утинский. Чего «заказным»?
Агранович. Самолетом, Вова, самолетом. Ил-86 называется – битком! Только вот клюква, к сожалению, не вошла. Но они мне ее поездом выслали – вагон! Ну, там еще морошка, конечно, черника-голубика и всякое такое – всего понемножку – «Русский газон» называется. А ты чего-то какой-то грустный? Случилось что?
Утинский. О, да! Я на грани отчаяния!
Агранович. Чего?
Утинский. Представляешь, никто не желает делиться со мной своим мусором! Ты можешь себе такое представить?!
Агранович. А куда же они его прячут?
Утинский. Они не прячут, они – выбрасывают.
Агранович. А куда?
Утинский. На помойку, наверно…
Агранович. Ну, так а ты подбирай.
Утинский. А мне все подряд не годиться. Мне по отдельности надо.
Агранович. Ха, чудак-человек. Давай воззвание напишем! Как там… вот, например: «Кто сдаст мусор на благо Родины – получит бесплатно куст смородины!!!» Я спонсирую. Кстати, ты знаешь, что 60 кг макулатуры – это одно спасенное дерево! Так что, давай объединяться. Я уже и название партии придумал: «Наш исправдом – Россия!». А что? Ну, как тебе?
Утинский. Что, думаешь поможет?
Агранович. А как же! И вообще, ты знаешь, Вова, прошли те времена. Теперь надо поактивнее своими активами ворочать. Тут уж ничего не поделаешь – придется немного потратиться. Зато есть надежда, пусть хоть и не на вторую родину вернуться, но, может, хоть в адское рабство не сдадут, если, конечно, успеем разделаться.
Утинский. Так ведь капитан Чижов сказал, что с нас материального возмещения не потребуется, только общественно-полезный труд (куксится, собираясь заплакать) итак уж насчитали – дальше некуда…
Агранович. Ты знаешь, Вова, инициатива начальства очень плохо поддерживается на местах. А капитан Чижов Николай Степанович ведет учет строго по ведомостям и на реальные объекты, так сказать, не выезжает и не разбирается там с каждым по каждому отдельному случаю. Записали вот мне минус тридцать суток без суда и следствия, что называется, и все, сиди – молчи в тряпочку. Так что, без денег, Вова, никак нельзя.
Утинский. Так мы ж и так без зарплаты, за так, с утра до ночи, трудимся на благо нашей любимой Родины… но, это же несправедливо!
Агранович. Чего, Вова, видишь, вот и ты уже справедливости захотел..
Утинский. Чего?
Агранович. А того, что справедливости хотят, только несправедливо обиженные, а вот несправедливо наоборот… как его, ну, в общем ты меня понял, вовсе даже и слышать не желают ничего такого.
Утинский. Не пойму я чего-то, ты куда клонишь? У Дерезовского что ли демагогии научился? Или тебя в коммунисты вдруг потянуло?
Агранович. Это не демагогия, а агитация, различать надо. И вообще, скажи мне – зачем тебе деньги, если они там, а ты – здесь? И всегда будешь здесь, пока они там, улавливаешь?
Утинский. Ну… чего-то такое соображаю… А чего, думаешь поможет?
Агранович. О чем речь! Так ты согласен?
Утинский. Да, в общем-то… А что я могу?
Агранович. Шевели мозгами, Вова. Пиши воззвания, и главное – не скупись. Вот, например, я тебе прям с ходу придумал: «У тех жильцов, кто будет добровольно сортировать мусор на железное – бумажное – бывшее съедобное мусор будет убираться ежедневно! Спешите! Срок предложения ограничен! Подписавшимся на годовой абонемент мешки для мусора – бесплатно!» Ну, как тебе?
Утинский. Здорово! А я вот тоже придумал, слушай: «За каждые сданные 10 кг макулатуры выдается интернет-карточка на 100 единиц!» А?
Агранович. Круто!
Утинский. Ну, знаешь, у меня тоже кое-что осталось: Массмедиа там, и т.п.
Агранович. «Гениальная идея» как сказал бы наш незабвенный Борис Абрамович.
Утинский. Вон он, кстати, собственной персоной.
Появляется Дерезовский с портфельчиком.
Дерезовский. Здрасьте всем, бонжур, так сказать. Как житье-бытье, как успехи?
Утинский, Агранович вместе:
Утинский (грустно). Прекрасно.
Агранович (весело). Прекрасно! (декламирует) Я знаю, город будет! Я знаю, саду цвесть!
Дерезовский. А я вот на уроки собрался. Парле ву франсе, ду ю спик инглиш, шпрехен зи дойч парола пер парола, как говорится. Перевыполняю план (говорит, передразнивая капитана Чижова, умиляясь): учу наших деточек, этих крошек несмышленых, ангелочков этих невинных (говорит снова нормально) вместо одного языка сразу четырем за то же самое время по ускоренной системе сравнительным методом, плюс «лингва латина», само собой. Учебник даже решил написать – может, тоже чего-нибудь сосчитают за него, хотя бы одноразовый авторский гонорар в размере пяти-шести лет общественно-полезных работ на благо любимой Родины. Ну, да ладно. А где Чувайс?
Утинский. Он там провода меняет, лампочки вкручивает. Электрификация всей страны называется.
Дерезовский. А вот вы знаете, Иммануил Сведенборг как-то раз сказал, что ноумен и феномен суть близнецы-братья, смотря только при каком освещении их разглядывать, вот.
Агранович. Свет истины во веки не померкнет! Давайте лучше покурим.
Утинский. Дружба дружбой, а табачок врозь. Мне теперь экономить надо.
Из подъезда выходит Чувайс, без проводов и без лампочек, вытирает лоб платком.
Чувайс. О, какая встреча! Курите? А у меня опиум есть, с кем поделиться?
Дерезовский. Нет, я не могу, спешу, мне на уроки надо. Всем пока.
Уходит в подъезд.
Агранович. Тоже мне «номен-феномен-пролегомен» – Земля мне чужда, небеса не доступны! Подумаешь.
Утинский. Ладно, Саша, пойду я тоже. Мне еще территорию убирать. И газету купить надо.
Чувайс. Я тоже удаляюсь. Хорошие у тебя елки, Саня.
Агранович. О! Ты еще не видел мой газон!
Чувайс. Верю, Саня, что ты не промах по части зелени. Однако, прощай.
Все расходятся.
Конец третьего действия.