Действие I

«Олигарх с человеческим лицом» пьеса

 Я в л е н и е  I.

(Капитан Чижов и олигархи).

Действие происходит на дворе перед особняком Центрального отделения милиции №999.

Капитан Чижов (говорит задумчиво). Та-ак… (вдруг спохватывается, громко) Здравия желаю, товарищи олигархи! (отдает честь, щелкает каблуками). – Та-ак,  (снова говорит по-человечески), я вас слушаю, дорогие мои. Времени на размышление было у вас предостаточно – да и чего тут размышлять, собственно, подумаешь, какое дело. Так  вот, давайте побыстрее заполним протокол – ни мне, ни вам, я думаю, не составляет большого удовольствия жариться тут на солнце, так что давайте побыстрее, кто первый? После принятия протокола в первом чтении в кулуарах всех угостят лимонадом.

Молчание.  Капитан устремляет на собравшихся пытливый и выжидательный взгляд (он, кажется, надеялся увидеть счастливые и честные глаза), но встречает только профили и макушки на безупречный пробор.

Капитан Чижов. Ну, товарищи, так мы с вами не договаривались… Граждане… Господа! наконец. Прошу проявить сознательность. Да, и потом, общественно-полезный труд – это вам не на нарах срок мотать!.. то есть, я хотел сказать, — это не так уж и плохо, учитывая ваше теперешнее положение.

Дерезовский.  Но поймите, уважаемый э-э-э… я не вижу, сколько у вас звездочек на погонах?

Капитан Чижов. Позвольте представиться, для тех, кто запамятовал: Чижов Николай Степанович, капитан милиции 999-го отделения, женат, отец троих детей (умиляясь) прелестных малюток. Честь имею!

Дерезовский. Да-да, капитан, очень приятно. Но поймите, уважаемый, мы теряемся, мы даже не знаем, что сказать. Выходит, мы ничего не умеем из общественно-полезного…  Verstehen Sie mich?[1]

Капитан Чижов. Ферштейн, ферштейн, Борис Абрамович, но поймите  и вы, наконец, сами: от вас ведь не требуется ничего сверхъестественного. Русским языком ведь сказано… сейчас, где это было (роется в бумагах) вот, нашел (читает): «Оказать посильную помощь на поприще общественно-полезного труда во благо Родины, в пересчете на трудодни соответствующую сроку вынесенного  приговора суда». Посильную! я подчеркиваю. И Родина тут, кстати, с большой буквы написана.

Голос из толпы. Это потому что она у нас такая необъятная.

Капитан Чижов. Так, шутки в сторону. Разговорчики в строю – отставить! Высказываться только по существу.

В воздухе повисает гробовое молчание. Олигархи замирают, боясь пошевелиться и привлечь к себе внимание капитана. Потупились.

Капитан Чижов. Ну, подумайте, товарищи, господа хорошие, как следует. Не нужно мудрить. Ну, вы ведь тоже люди, в конце концов. Что-то  же вы умеете делать?

В ряду олигархов поднимается приглушенный нестройный гул голосов.

Капитан Чижов. Ладно, давайте так – улицу мести каждый, я думаю, справиться? Итак, кого записать, есть добровольцы?

Дерезовский. Улицу мести? (растерянно) Но это… как-то… не солидно, что ли? Not  respectable, yes, I think so[2].

КапитанЧижов. Не солидно?!! А я вам скажу несолидно – особняки в Ницце пачками строить и квартиры в Лондоне скупать, когда полстраны с голой жо… то есть, я хотел сказать, жесткая конкуренция царит на российском рынке труда, а дворы, тем не менее, мести никто не хочет, так же как и детишек наших (умиляясь) этих ангелочков, грамоте учить. И все благодаря вам, простите великодушно. Так что, Борис Абрамович, перекуем мечи на орала, как говориться, а?

Дерезовский. А чего сразу я? Fragen Sie noch jemand[3]. Тут кроме меня народу предостаточно. (Делает  жест рукой в сторону олигархов, те в стахе отшатываются) Тем более, у меня лично, никакого особняка ни в какой Ницце нет, и не то, что в Ницце, а даже и в Подмосковье (в сторону) теперь уже нет. А квартирка в Лондоне, признаюсь чистосердечно, имеется,  but all in all a couple of rooms[4], позвольте заметить, и потом, —  жить-то надо где-то, в самом деле.

Одобрительный гул.

Капитан Чижов. Эх, стыдно…  Тем более, что по приговору суда, все награбленное остается у вас. Никто у вас ничего отнимать не собирается.

Дерезовский. Ну ладно, ладно, ОК, я подумаю, I promise[5], я уже думаю. А пока пусть другие записываются.

Дерезовский оборачивается, олигархи в страхе убегают и прячутся за дом.

Я в л е н и е  II.

(Капитан Чижов и Дерезовский)

Дерезовский (смотрит вслед убегающим олигархам, говорит растерянно): Ой, как же это, ich habe nicht verstanden[6], куда это они? (Причитает, взволнованно, как будто сам с собой): Как же, как же теперь-то, на кого ж вы меня покинули, зачем? Что ж это теперь будет? Все, пропал!  Feast today and fast tomorrow[7], как говориться, а ведь за язык меня никто не тянул.  Отсиделся бы в уголке, глядишь, все вперед меня разобрали бы, мне б ничего и не досталось, а теперь вот… как быть? Думать, думать надо…

Капитан Чижов. Да чего тут думать – называйте подряд, не ошибетесь. Трудолюбивой пчелке некогда горевать.

Дерезовский (делано воодушевившись). А что, все что угодно можно?

Капитан Чижов. Вам, как добровольцу, все вакансии открыты.

Дерезовский. Тогда я придумал: можно мне инструктором в автошколу, vous permettez[8]?  Это же все равно, что с личным водителем по городу ездить, только еще советы давать. Я это хорошо умею. (Спохватившись) Нет, вы не подумайте, рулить я тоже могу. (В сторону) Ну, умел когда-то.

Капитан Чижов. Ага, опять взятки брать?!!

Дерезовский. Помилуйте, да кто ж мне теперь даст… Ой, само как-то вырвалось. Простите. Ни-ни, слово кабальеро.

Капитан Чижов. Ладно, принимается. Заношу в протокол (пишет). Итак, в соответствии с официальным рейтингом вакансий в пересчете на трудодни (достает из кармана калькулятор) получаем (считает) получаем аккурат 100 лет общественно-полезных работ во благо нашей Родины!

Откуда ни возьмись звучит туш.

Капитан Чижов (под козырек). Поздравляю, господин Дерезовский! Желаю всяческих успехов в труде!

Дерезовский (бледнея на глазах). Oh, my God! Virgin Mary! Мама дорогая! Да как же это?  Santa Maria! Das ist unmoglich![9] I dare not believe that![10] Не может быть! Нет!!!

Капитан Чижов. А чего вы, позвольте спросить, ожидали?

Дерезовский. Но сто лет – это же невозможно! Ведь это значит, что нет надежды…

Капитан Чижов. Так это вы, Борис Абрамович, еще легко отделались, я вас уверяю. Вот, например, господин Чувайс что бы ни загадал, хоть даже должность разгребателя и сортировщика мусора на городских свалках, которая – открою вам маленькую тайну – значится в официальном рейтинге под №1,  — все равно получает 240 лет строгого режима, то есть с восьми до восьми без выходных. Кстати (оглядываясь) где он?

Дерезовский (делая неопределенный жест рукой в сторону дома). Та-ам…

Капитан Чижов. Ну, так идите позовите его сюда. А Утинскому скажите пусть готовится, он следующий.

Дерезовский уходит.

 Я в л е н и е  III.

 (Капитан Чижов, Чувайс, Агранович, Дерезовский).

Капитан Чижов. Ну, что ж, господин Чувайс, я вас внимательно слушаю. Если у вас есть какие-нибудь пожелания, мы готовы их учесть, если нет – будем назначать.

Чувайс (нерешительно). Я бы… если можно… ну, хотя бы электриком в ЖЭК, можно? Сколько это будет.

Капитан Чижов. Минуточку, сейчас выясним (считает) так, значит —  314, 159… о, число пи, прям как пить дать. Ладно, короче –  ровно 314 лет.

Звучит туш.

Чувайс (безмолвно, в оцепенении прикрывает глаза ладонью, говорит обреченно). Так это все равно, что пожизненно, это значит, нет надежды, да?

Капитан Чижов. Во-первых, Анатолий Борисович, надежда умирает последней, во-вторых, должен вас предупредить – и это я вас не запугиваю, а от чистого сердца – все, что здесь не отработаете, по причине преждевременной кончины или еще по какой, нам пока неизвестной,  так вот, остаток отслужите в аду – у нас с ними контракт подписан…

Чувайс мгновенно отдернул ладонь от лица, и глаза его округлились в ужасе.

…да-да, не удивляйтесь, и там уж без поблажек, будете делать, что скажут, выбирать не придется. Да, и в-третьих, если со своими лампочками и проводами работать будете, то есть на полном самообеспечении, это… дайте сообразить (считает) о, 90 годиков долой, а дальше все зависит от производительности.

Чувайс снова закрыл лицо руками и зарыдал горючими слезами, которые сквозь пальцы полились на раскаленный асфальт. Внезапно:

Агранович (выкрикивает, выскакивая из-за дома). А можно я буду заведовать посадкой сиреневого сада?

Капитан Чижов. На Чукотке что ли?

Агранович (уже без воодушевления). Нет, ну почему… И вообще, чего это чуть что,  так сразу – Чукотка, Чукотка? Я между прочим, да будет вам известно, был и остаюсь прежде всего русским человеком, а ваша Чукотка тут совершенно ни при чем. Так, ошибка молодости, с кем не бывает.

Капитан Чижов. Ладно, допустим. Я вас записываю?

Агранович. Да! Да!

Капитан Чижов. Хорошо. (Считает) ваш счет – 206 лет при рабочем дне, равном длине светового, и учитывая сезонность работ.

Агранович (наивно удивляясь). Так много???

Капитан Чижов. Если хотите, можете дополнительно записаться на рассаду, работу в парниковом хозяйстве, тепличное овощеводство – «Белая дача», например, — очень рекомендую. Выбирайте.

Агранович (разочарованно). А я так хотел сиреневый сад… Всю страну превратим в сиреневый сад! Даешь 500 корней в день отборных гибридов F1!

Капитан Чижов. Постойте. Лозунги здесь неуместны. И потом, ваш сиреневый сад от вас никто не отнимал, я просто предложил в виде альтернативы для увеличения числа человекочасов, которые в пересчете на трудодни дадут заметное уменьшение срока исполнения общественно-полезных работ.

Агранович (вновь воодушевившись). О! Тогда я беру все! Да, я буду пахать, как вол, на благо любимой Родины, всю страну превращу в цветущий сад, засею поля и нивы, разобью цветники…

Капитан Чижов. Стойте. Слушайте – это будет 87 лет без права переписки – у вас на это просто не останется времени. Это ваше окончательное решение?

Агранович. О, да!

Капитан Чижов. Хорошо, заношу в протокол.

Звучит туш.

Агранович. Какое счастье! У меня все-таки есть надежда! Ведь я еще молод и, может быть, смогу вернуться… то есть, я хотел сказать, вновь посетить тот милый сердцу уголок…

Дерезовский (осторожно выглядывая из-за угла дома, говорит со вздохом). О, да… Er ist noch ganz jung, erst 30 Jahre alt.[11]

Капитан Чижов (заметив Дерезовского). Борис Абрамович, зовите Утинского. (Вновь обращаясь к Аграновичу) Да, все в ваших руках, уважаемый, только главное смотрите не переусердствуйте, а то не то что до окончания срока не доживете, а не дай Бог, через три дня коня двинете… то есть, я хотел сказать, отправитесь к праотцам.

Агранович. Еще чего. Не дождетесь.

Капитан Чижов. В таком случае, подпишите протокол.

 

Агранович  убегает подпрыгивая и насвистывая песенку.

Я в л е н и е  IV.

 (Те же и Утинский).

Капитан Чижов. Господин Утинский, слушаю вас внимательно.

Утинский. Я бы мог, наверно, на пункт приема вторсырья, что ли… Чего-то больше в голову ничего не приходит. Я это… обязуюсь хронически перевыполнять установленную норму минимум в два раза.

Чувайс (в гневе). Нечего, нечего! Закрыть их всех надо. Все мои электропередачи на вторсырье извели, гады! (грозит кулаком) У! Мне теперь экономить надо. У меня строгач – 240 лет, и никакой надежды…

Утинский. Да я макулатуру имел в виду, Толя. Успокойся, не надо так нервничать. Тише. Не волнуйся, не плачь. На вот (достает из внутреннего кармана маленький пузырек) на, прими, старик, легче станет. Проверенное средство, эффект потрясающий.

Чувайс. А что это?

Утинский. Опиум.

Чувайс. Так он же только для народа годиться.

Утинский. Эх ты, голова – лампочка, а разум – потемки. Ты что же, ни разу не пробовал?

Чувайс. Не-а.

Утинский (в сторону). Не могу поверить. (Чувайсу) На вот, попробуй. Такие глюки словишь – век будешь благодарить. Кстати, на выборы очень рекомендую.

Чувайс. Эх, да теперь-то уж чего?

Утинский. Ну, по старой памяти, пустячок, а приятно.

Капитан Чижов. Господин Утинский, ваш счет составляет 150 лет. Выходные будете брать?

Утинский. Нет, что вы, и так уж…

Капитан Чижов. Может быть, предложить вам что-нибудь еще, по совместительству?

Утинский. Ну, я не знаю, я мог бы, наверно, отвечать за уборку прилегающей территории. Как вы удачно выразились – улицу мести. Вот именно.

Капитан Чижов.  Итого, ваш счет – 110 лет, каждый пуд макулатуры сверх двойной нормы приравнивается к одному дню срока заключения договора. Прикажете занести в протокол?

Утинский. Да, пожалуйста.

Звучит туш.

Капитан Чижов. Прошу вас, господа, подписать протокол  и можете быть свободны.

Внезапно появляется Дерезовский. Бежит, кричит, размахивая руками.

Дерезовский. Нет, нет! Стойте! Подождите меня!

Капитан Чижов. Что случилось?

Дерезовский. Это несправедливо. Je ne suis pas d’accord![12]

Капитан Чижов. Что случилось,  Борис Абрамович? Скажите же, наконец.

Дерезовский. Это несправедливо. Я протестую. Почему им всем предлагали подработку, а мне нет? Может, мне тоже срок уменьшите?

Капитан Чижов. А чем вы еще готовы помочь родине?

Дерезовский. Нет, я не знаю… Ну, остались же у вас там вакансии какие-нибудь? Вот вы мне предложите, а я выберу. Только, чур, не самое плохое, bitte schon.

Капитан Чижов.  Вот вы тут иностранными словечками без конца сыплете, а мы вас не понимаем.

Дерезовский.  О, извините, простите великодушно. Я постараюсь держать себя в руках.

Капитан Чижов. Вы не дослушали, я хотел сказать, что вот вы бы взялись и сделали так, чтоб хотя бы наши деточки (умилясь) эта поросль младая, несмышленая… Короче, чтоб они вас понимали. А что? Тоже вещь необходимая. В условиях, понимаете ли, интеграции в мировое сообщество, расширения НАТО на Восток, и вообще, а Евросоюз, ООН, ЮНЕСКО, Врачи без границ… сами видите – ситуация лингвистически-благоприятная.

Дерезовский. Oh, what a brilliant idea! Je vous remercie! Certainly! Gern.  Ich habe nicht dagegen[13]. Ой, извините, я хотел сказать, гениально придумано! Я согласен. Так вы мне пересчитаете?

Капитан Чижов. Да (считает). Окончательный результат – 85 лет…

Утинский, Чувайс (в один голос). Ого, меньше, чем  у Аграновича!

Капитан Чижов (Дерезовскому). Ну,  вы довольны?

Дерезовский. Э-э-э-э… Да, конечно… А чего так мало сбавили? Я думал, больше будет. Это ж какой труд-то! Адский, не побоюсь этого слова.

Капитан Чижов. А это не имеет значения. У нас учителям мало платят.

Дерезовский. Нет, ну это же несправедливо!

Капитан Чижов. Отказываетесь?

Дерезовский. Нет-нет, что вы, что вы, гражданин начальник. Давайте, где подписать?

Звучит туш. Капитан Чижов раскрывает протокол, указывает место для подписи, Березовский подписывается. За ним подписываются Утинский и Чувайс.

Капитан Чижов. А теперь господа, можете быть свободны, только сначала позовите кто-нибудь остальных. Ах да, и последнее. Попрошу не забывать, что при всей строгости приговора, вы, господа, остаетесь все же на свободе, на вольном поселении, фигурально выражаясь, а по сему не стоит унывать, свободу – ее ни за какие деньги не купишь, не говоря уже о свободе совести. А Родина у нас необъятная, всем места хватит. Ну все, честь имею!

Дерезовский, Утинский, Чувайс (хором). До свидания.

Агранович (подбегает, запыхавшись). Нет, уж лучше прощайте, Николай Степанович!

 Уходят.

 

Я в л е н и е V.

 (Олигархи).

Действие происходит вечером того же дня. В дешевом кабаке, стоит несколько строганых столов, без скатертей, все пустые, тусклый свет, в отдалении местный Паганинин терзает скрипку. Дерезовский, Агранович, Утинский и Чувайс сидят за одним столом в углу и пьют водку.

Утинский.  Сдается мне, друзья, все – баста! Никогда нам больше не видать нашей второй родины, как своих ушей. Да если б только знать, что все так обернется, я бы…

Дерезовский.  Ты бы, ты бы… молчи лучше. Все бы мы бы, да еще как! А тут… О, горе, горе!

Агранович. О, какая мука! Неужели я никогда больше не увижу свою любимую виллу на берегу Убитого моря?!! Нет, нет, не могу поверить. Только не это.

Чувайс. Товарищи, братцы! Что ж теперь делать-то, а? Мы пропа-али…

Дерезовский. Чего ты ревешь, Толя? Не реви. Тебе Вова опиуму дал?

Чувайс. Дал.

Дерезовский. Ну вот и сиди.

Чувайс. Ага, вам хорошо говорить, а у меня вообще никакой надежды нет. У-у (плачет).

Дерезовский. Это тебе так кажется. Кому теперь легко? И я ведь тоже уже не мальчик… Неужели никогда я больше не вернусь на землю обетованную, не паду ниц, не поцелую ее, родимую? Не  взгляну больше ни одним глазком?!!

Агранович. О, какая мука! Не трави мне душу, скрипка. (Вдруг резко): Заткнись, музыкант!

Паганинин вздрагивает и роняет скрипку. Чувайс рыдает в голос.

Чувайс. Нет, нет! Я не с вами. Я в Ниццу хочу-у-у!

Агранович. А ты вообще молчи, у тебя надежды нет –  в аду столько не живут.

Чувайс. На себя посмотри, то же мне…

Агранович. А чего я? Да я буду пахать, как вол! как мотоблок!! как трактор!!! Я перекопаю все вокруг, срежу горы, выкорчеваю леса и насажу прекрасный сиреневый сад. Я поставлю эту страну на дыбы, я заставлю их…

Утинский. Ага, а тебя потом за это в аду на дыбу вздернут.

Агранович. Зачем дыбу? Какую дыбу? Ты о чем это?

Утинский. Опять ты, Сашок, за старое? Не надо. Давайте лучше подумаем о том, как ударно потрудимся на благо нашей Родины в оставшиеся полтора века.

Чувайс. Ну, это кому как…

Агранович. О, я весь горю! Дайте, дайте мне лопату – я прямо сейчас пойду совершать трудовые подвиги: с восьми до девяти – подвиг, с девяти до десяти – подвиг, с десяти… (декламирует) Вздрогни, Родина, дрожью радости! –  По дорогам грохочут сапоги работяг!

Утинский. Поэт, раздери меня дери. Слоган соорудил. Ты бы лучше…

Дерезовский. Братцы! Слушайте! А что, если это… как его… ну, там единомышленников найти?

Агранович. Да! Создадим армию общественно-полезного труда! Ура!

Утинский. Каких единомышленников, Боря? Ты о чем? Проснись. Ты где живешь?

Дерезовский. Я – в Лондоне… то есть, я хотел сказать, в лоджии у приятеля одного. А чего, кстати, там ничего, светло, тепло…

Утинский. Да причем тут твоя лоджия, когда я о Родине говорю. А общественно-полезный труд – это дело идейное и сугубо добровольное…

Чувайс. За некоторыми исключениями.

Утинский (Чувайсу). Помолчи. (Остальным) Так вот, идейное и добровольное, потому что безвозмездное. А где ты последний раз у нас идейных встречал? За «Спартак» и то болеют одни мазохисты. Самые умные ушли за «Клинским», тупые – за шмалью. Остальные сидят в отдельных камерах на хозрасчетном основании за решетками и железными дверьми – копеечка к копеечке рубль берегут, и плевать хотели на твои воззвания, даже если их Агранович сочинит.

Агранович. Да, мы должны сблизиться с народом! Я предлагаю: давайте будем кататься на троллейбусе.

Утинский. Слышь, мы и так будем. А еще лучше – пешочком.

Чувайс. Давайте выпьем.

Агранович. У меня тост!

Утинский. Водки больше нет.

Дерезовский, Чувайс, Агранович (одновременно). Как?!!

Утинский. Так. И не будет.

Дерезовский, Чувайс, Агранович (одновременно). Как?!! Почему?

Утинский. Вы чего, до сих пор не поняли?

Дерезовский, Чувайс, Агранович (вразнобой). Как? Что? Почему? Что не поняли? Говори скорее, что ты знаешь?

Утинский. У нас нет денег.

Дерезовский. Как нет? Мы ж богатые?

Агранович. Да, мы самые богатые!

Чувайс. Ну вот… начинается…

Дерезовский. Да. Говорили же, что все нам прощают? А?

Агранович. Обманули, гады! Я так и знал! Революция! Анархия! Долой…

Утинский. Тихо. Да, мы богатые, кто спорит, а денежки-то где?

Дерезовский (делая неопределенный жест рукой в сторону дома). Та-ам…

Утинский. Вот то-то и оно! И пока мы с вами срок не промотаем, или как там у них говориться, не намотаем, что ли… ну, в общем, пока мы общественно-полезно не отработаем, нам их не видать, как своих ушей.

Чувайс (обреченно). Это что, значит никогда? Да?

Утинский (неопределенно). Ну…

Агранович. Обман! Провокация! Вперед, товарищи, на баррикады!

Дерезовский (причитает). Ох, если б знать, чем это обернется… ни в жисть бы. В гробу я видал эту ихнюю «чистую совесть». А нет ведь, поверил… Не, главное, я-то думал приеду тут этак дней на 10 – 15 ну, типа в отпуск, так это чего-нибудь туда-сюда и прощай немытая Россия – наш паровоз вперед летит. А ту-ут… (махает рукой).

Утинский. Братцы, не мне вас учить, но давайте смотреть на вещи позитивно.

В отдалении Паганинин незаметно поднимает скрипку, и снова осмеливается тихонечко играть.

В какой-то степени нам даже повезло. Нам дали отсрочку. Сказал же гражданин начальник Чижов Н. С., что у них уже и в аду все схвачено. И там, понимаете ли, не забалуешь. Так что лучше уж здесь отработать, по-человечески. Я думаю, ни у кого нет сомнений на тот счет, что мы после смерти…

Молчание, вздохи, все смотрят в стороны и в пол. Дерезовский тихонечко поднимается и выходит.

Утинский. Ну что, давайте расходиться? Нам еще ночлег искать.

Агранович. А я кроме «Плаза», «Метрополь», «Арт Коринтия» и «Редиссон Славянская» других мест тут не знаю.

Чувайс (со вздохом).  Ничего, скоро узнаешь. А я решил: я буду жить в трансформаторной будке.

Утинский. А я тогда в вагончике вторсырья где-нибудь за тюками приючусь.

Агранович. А как же я? А мне где? В чистом поле?

Утинский. Ну, иди в парник, кто тебе не дает.

Агранович. О! Гениальная идея, как сказал бы Борис Абрамович. Кстати, где он?

Чувайс. Смотался, наверное.

Утинский. Ага, он всегда так уходит. По-английски.

Все вместе. Ну ладно, пока. Пока. До скорого.

Уходят.

Конец первого действия.


[1] Вы меня понимаете (нем.)

[2] Не солидно, да, думаю так (англ.).

[3] Спросите еще кого-нибудь (нем.).

[4] Всего пара комнат (англ.).

[5] Обещаю (англ.).

[6] Не понял (нем.).

[7] Часом щи с мясом, а часом и хлеб с квасом.

[8] Можно (фр.).

[9] Это невозможно (нем.).

[10]  Не могу в это поверить (англ.).

[11] Он еще совсем молод, ему только 30 лет (нем.).

[12] Я не согласен (фр.).

 [13] Великолепная идея (англ.), благодарю (фр.), конечно (англ.), с удовольствием (нем.),  ничего не имею против (нем.).