Матильда

---

Начальник военной части, расположенной в небольшом областном городке, полковник Матвей Иванович Колесов, был человеком серьёзным и жил по уставу. Был он вдовцом, и с тех пор, как потерял жену, много лет жил один. Но была и у него своя отдушина — маленькая серенькая пуделиха по имени Матильда. К собачке этой Матвей Иванович был привязан всем сердцем и души в ней не чаял, как говорят.

Появилась она у него случайно. А точнее, подобрал он несчастного щенка на улице.

Одним промозглым пасмурным осенним днём под накрапывающим холодным дождём  шёл как-то раз полковник Колесов со службы, и, уж подходя к дверям своего дома, заметил на ступенях подъезда крошечное существо: промокший грязный комок, жавшийся в закутке и жалобно скуливший  от беспомощного и отчаянного своего положения.

Матвей Иванович, как человек военный, на слова и на эмоции был скуп, к людям относился со всей строгостью, но страдания животных не выносил. При виде несчастного существа, сердце его сжалось. Он подошёл и наклонился к бедняжке, желая получше  рассмотреть, что это за существо такое.

Щенок тут же бросился ему в ноги, стал прыгать, пачкая крошечными мокрыми лапками его форменные брюки, вилять маленьким хвостиком и проситься на ручки и домой, в тепло…

Матвей Иванович в растерянности глядел на это дело. Затем он осмотрелся по сторонам в поисках, вероятно, помощи себе самому, но во всём дворе стояла тишина, и не было ни души. Дождь тем временем усилился…

Тогда полковник решил: укрыть щенка от холода и дождя — раз;  взять пока его к себе домой — два; погреть, помыть покормить, приласкать — три; а потом уж думать, что с ним делать дальше — четыре. Так и поступил. Ну, не бросать же крошку на верную смерть? Так точно!

Он осторожно взял собачку на руки: щенок был такой маленький и худой, что почти ничего не весил и практически умещался на ладони. Матвей Иванович почувствовал как билось его сердечко. Щенок тут же стал лизать спасителю руку.

Полковник  поднял свой служебный портфель и вошёл в подъезд.

Дома он щенка помыл тёпленькой водичкой, вытер ветошью, завернул в байковое одеялко, положил в коробку из под обуви и поставил под батарею. Щенок, согревшись, тут же уснул, а Матвей Иванович отправился в ближайший магазин — за молоком.

С тех пор так и зажили они вместе.

Когда щенок немного подрос и окреп, Матвей Иванович купил специальный саквояж для переноски животных и маленький ошейник и поводок. Дома надел обмундирование на щенка, посадил того в саквояж и отправился в ветеринарную клинику.

В клинике щенка осмотрели, выяснили, что это девочка породы пудель, сделали необходимые прививки, написали владельцу рекомендации по уходу и кормлению и выдали паспорт. В паспорт Матвей Иванович записал щенка Матильдой.  До того об имени он как-то не задумывался, а тут, когда спросили, как-то само на ум пришло.

Возвращаясь домой, Матвей Иванович подумал, что Матильда сокращённо будет Мотя, а потом вспомнил, что, по иронии судьбы,  его и самого в детстве звали Мотей. Какое странное совпадение. В знаки судьбы полковник, конечно, не верил, но то, что у судьбы есть какое-то своё неведомое человеку провидение, допускал.

С появлением Матильды нельзя сказать, что жизнь Матвея Ивановича обрела новый смысл, но что окрасилась новыми счастливыми красками — так сказать можно.

Полковник перестал задерживаться на работе и засиживаться допоздна в своём прокуренном кабинете за составлением рапортов и отчётов вышестоящему начальству, потому как была у него теперь ответственность перед «домашними».

С собакой он гулял в ближайшем лесопарке ежедневно в одно и то же время, как по уставу: утром — полчаса, вечером— час. С интересом он наблюдал, как у его Матильды появлялась какая-то своя жизнь: свои собаки-друзья, с которыми она играть любила, и те, с которыми не любила; свои любимые дорожки в лесу; любимые лакомства. Наблюдение за этой новой и неизвестной ему жизнью наполняло сердце Матвея Ивановича теплотой, и он не уставал удивляться, как в таком маленьком, слабом и беспомощном существе заключено столько радости, столько беззаветной любви и преданности.

Матильда ни на шаг не отходила от своего спасителя, дома ходила за ним как хвост, всегда сидела у ног, а то и на руках! И, заглядывая своими чёрненькими блестящими глазками в глаза хозяину, как бы говорила, что всегда-всегда будет рядом!

Матвей Иванович только посмеивался в усы. «Куда ж я теперь без тебя, моя милая», — говорил он как бы в ответ, поглаживая мягкую кудрявую шёрстку своей любимицы. Так и жили.

И вот, прошло почти три года, как Матвей Иванович не разлучался со своей  Матильдой ни на один день. Но однажды пришло ему предписание отправиться в плановый отпуск по путёвке от военного ведомства, на воды, в Кисловодск.

— Тебе, Матвей Иванович, всенепременнейше в отпуск надобно, —убеждал его местный военврач, человек старой закалки, с которым они служили в одной части без малого тридцать  лет. — Здоровье поправить, а то уж засиделся ты у нас тут безвыездно. От такой возможности отказываться не стоит. А то как это даже не возможность, а приказ!

— Да куда я поеду… — отмахнулся полковник. — А собаку куда прикажешь? Мне её оставить не с кем, да и не могу я.

— Что значит не могу? Пару недель всего, и ничего с твоей собакой не случится. А оставить,  вон хоть Надежду попроси, пусть её к себе на дачу возьмёт, она как раз тоже в отпуск собирается.

Надежда Петровна работала в части секретарём. Была она женщиной пожилой и одинокой. Ну, как одинокой… дети у неё были, но давно разъехались по разным городам и мать свою совсем не навещали, а муж давно умер. Но у Надежды Петровны, как и у Матвея Ивановича, была своя отдушина — огород. На даче она проводила всё своё свободное время и жизни не мыслила без своих растений. Могла часами обсуждать с товарищами по счастью новые сорта различных овощей, цветов, трав и плодовых кустов, а так же секреты агрикультуры и использование новейших удобрений.

— Да неудобно как-то…

— Так не овчарку ж предлагаешь, или бультерьера там какого-нибудь упасигосподь, а болонку безобидную, милое создание! Она ещё  сама тебе спасибо скажет: не скучно будет одной на даче весь отпуск торчать. А так вроде компания!

Матвей Иванович промолчал. Раньше он в принципе мысли такой себе не допускал, а тут  задумался.

— Не болонка, а пудель, — уточнил полковник, он любил порядок во всём.

— Ну, тем более, что с ней сделается-то? — продолжал увещевать доктор. — А Надежда — женщина добрая и отзывчивая, не откажет. Позаботится о твоей собачке, можешь быть спокоен.

Полковник снова задумался и в итоге решил у Надежды Петровны аккуратно поинтересоваться насчёт возможности: прозондировать, так сказать, почву и стратегические возможности.

В качестве разведресурсов вооружился полковник тортиком и элитным чаем всех сортов в одной подарочной коробке, и ещё цветок в горшке на всякий случай захватил, в качестве аргумента и доказательства своей бесконечной благодарности.

Под конец рабочего дня полковник аккуратно постучал и отворил дверь в кабинет секретаря.

— Можно к вам, Надежда Петровна, на пару слов.

— Н-да, конечно! А по какому случаю, собственно… — изумилась Надежда Петровна, разглядывая полковника с тортом и цветами.

Матвей Иванович сложил свои дары на стол перед Надежой Петровной. Помедлив минуту, он, как человек решительный и прямой, приступил сразу к делу:

— Мне тут доложили, что вы в отпуск собираетесь, — спросил он утвердительно.

— Да, на следующей неделе, уже и заявление подписали… а что? Дело какое-то срочное?

— Так точно, дело, весьма важное и безотлагательное, — проговорил полковник серьёзно.

Лицо Надежды Петровны сразу стало напряженно-внимательным, и полковник от этого незаметно усмехнулся в усы.

— Но сугубо добровольное, — прибавил он, как бы давая приказ «Вольно!».

Надежда Петровна слегка расслабилась и тоже улыбнулась в ответ.

— И что же это за дело такое, позвольте полюбопытствовать?

— Надежда Петровна, дорогая моя, — проговорил полковник  уже не по-военному и не как старший по званию, а по-человечески и на равных, — дело в том, что я тоже собираюсь в отпуск, мне тут и путёвку дали, на воды…

— Ну, наконец-то! — лицо Надежды Петровны озарилось неподдельной радостью.

— Так-то оно так, да собаку мне не с кем оставить…  Вот я и подумал вас попросить присмотреть за ней пару недель. Если вам не сложно будет, конечно, — прибавил он.

Надежда Петровна рассмеялась.

— К чему такие реверансы, Матвей Иванович?! Присмотрю, конечно, с радостью. Когда вы уезжаете?

— На той неделе.

— Ну и славно. Привозите вашу Матильду, и не волнуйтесь, всё будет хорошо.

Полковник облегчённо вздохнул. Наверное, первый раз в жизни ему приходилось о чем-то просить, да к тому же женщину. Он привык приказывать и проверять исполнение, а как у гражданских там разные вопросы решаются, он себе не представлял. Ну, славно, что всё так быстро и удачно разрешилось. И полковник пожалел даже, что купил только цветок, а не дерево в горшке! «По возвращении компенсирую», — подумал он и поспешил откланяться.

Надежда Петровна, как и все старослужащие в части, знала, конечно, о сердечной привязанности полковника к его ненаглядной собачке. Ничего странного и уж тем более смешного Надежда Петровна, как женщина, в этой привязанности не усматривала. Даже наоборот, заметила для себя, что с появлением Матильды, Матвей Иванович как будто ожил и наполнился новыми силами. И жизнь его, если не сказать, что обрела новый смысл, то заиграла новыми свежими красками.

*   *   *

Оформив путёвку в Кисловодск на двадцать один день, полковник Колесов собирал в дорогу две сумки: одну себе, а другую — Матильде. О себе он особо не переживал и вещей много брать не планировал, а вот для Матильды написал целый список и теперь проверял, всё ли положил, ничего не забыл: и мисочки, и корм, и подстилку, и поводок с ошейником, и расчёску, и капли от блох и клещей, и любимые лакомства, и игрушки, и тряпочку для лапок… ну, вроде всё!

Рано поутру, посадив Матильду в специальный саквояж для переноски животных, Матвей Иванович вызвал такси и отправился прямиком на дачу к Надежде Петровне, где их уже ждали.

Надежда Петровна радушно накрыла стол к завтраку в уютной зелёной беседке, увитой плющом. Полковник никогда раньше на даче у секретарши не был, и тут с удивлением отметил для себя, что на обычный огород, как он это себе всегда представлял, её участок совсем похож не был. А был тут чудесный райский уголок, усаженный разнообразными деревьями, кустами, цветами и растениями, каких Матвей Иванович в жизни своей не видал. И всё это одновременно цвело и благоухало, распространяя вокруг какой-то совершенно удивительный аромат. Было здесь уютно, красиво, тихо и спокойно. Так что даже не хотелось и уходить.

Он выпустил Матильду на травку,  строго приказав ей на участке не гадить, а ходить на выгул за ворота. Убедившись в крепости и непроницаемости забора, полковник ещё раз с облегчением вздохнул. Как удачно всё устроилось. «И дерево в горшке обязательно куплю по возвращении! — твёрдо решил он. —Какое-нибудь экзотическое!»

Пришла пора откланяться, но Матвей Иванович никак не знал, как бы исчезнуть, незаметно для собачки.

— Пойдёмте в дом, — пригласила Надежда Петровна. — Мы сейчас вашей Матильде покушать сделаем, она отвлечётся, а вы тогда и уходите потихоньку, чтобы она не видела,  — сказала она явно  со знанием дела.

— У вас что же, свои собаки раньше были? — поинтересовался Матвей Иванович.

— Были, — вздохнула Надежда Петровна. — Сначала сын свою оставил, потом дочка…

Матвей Иванович понял, что за этими событиями стояла какая-то тоскливая семейная история, и бередить старые раны дальнейшими  расспросами не стал.

— Ну что ж…

Матильда тем временем с аппетитом ела из мисочки приготовленный ей корм.

— Так я пойду? — нерешительно проговорил полковник вполголоса.

— Идите, Матвей Иванович, отдыхайте и ни о чём не беспокойтесь, а я за вами дверь закрою.

Полковник тихо вышел на крыльцо, ещё раз вдохнул полной грудью райского воздуха с чарующими ароматами, и почувствовал, как напряжение немного отпустило его. «Всё будет хорошо!» — подумал он, и с тем отправился в обратный путь.

Непривычно было заходить в опустевший дом, где в этот раз никто не встречал его у дверей и не топал маленькими лапками по паркету, везде следуя за ним по пятам. Нехорошие мысли снова стали закрадываться в его ум, но полковник тотчас приказал им исчезнуть! Отставить разговоры! Дело сделано, и баста.

*   *   *

Оторвавшись от еды и заметив, что хозяина нет рядом, Матильда тотчас забеспокоилась. Она побежала к двери, затем вернулась в кухню, затем побежала в комнату, затем снова к двери: хозяина нигде не было. Она очень испугалась, снова стала метаться по дому в поисках Матвея Ивановича. Затем она прислушалась: с улицы так же не доносился его голос, и запах его терялся за закрытой дверью. Она стала скулить и царапать лапкой дверь.

Надежда Петровна постаралась приласкать её, успокоить и отвлечь, но ничего не помогало. Собачка нервно металась, скулила и рвалась на улицу.

Надежда Петровна решила оставить её в покое, только проверила, надёжно ли заперта дверь, и на всякий случай прикрыла и окна. «Ничего, — рассудила она философски, глядя на страдания бедного животного, — пройдёт время, успокоится, и привыкнет, за двадцать дней ещё никто не умирал».

Но Матильда успокаиваться и не думала. Она металась, скулила, лаяла, рвалась в дверь, снова скулила, совершенно не давалась в руки, не принимала никаких успокоительных ласк и совершенно не желала внимать увещеваниям хозяйки чужого дома.

— Ну, не переживай ты так, вернётся твой хозяин. Мотя, Мотенька, иди сюда, милая, успокойся, вот, смотри что у меня есть вкусненькое! — уговаривала её Надежда Петровна. Но Матильда ни на какие уговоры не поддавалась.

В жутком стрессе они обе прожили целых три дня. Матильда категорически отказывалась от еды, скулила и днём и ночью, на прогулке рвалась с поводка, так что однажды едва не выскочила из ошейника и не сбежала, а дома снова принималась скулить, выть и метаться.

На третий день Надежда Петровна, всерьёз обеспокоенная её состоянием, отправилась к соседке.

— Люся, прям беда какая-то! Я уж не знаю, что и делать! — воскликнула Надежда Петровна в сердцах, взойдя на летнюю веранду, где как раз кипел электрический самовар.

— С собачкой что ли? — спросила Людмила Марковна.

Вой и лай бедной Матильды отлично слышны были и отсюда.

— Ты уж прости, но, честное слово, прям не знаю, как её унять. Боюсь, как бы не кончилась она…

Людмила Марковна сочувственно вздохнула:

— Переживает бедная.

— Да, но что б так! Я уж и сама извелась вся: виданное ли дело: ну, поскулит собака, погрустит, да и забудет, а эта третий день не ест ничего, не спит, всё мечется: боюсь, как бы удар её не хватил! Что делать-то?

— Может, успокоительного ей дать? Пустырника  накапать, а?

— Не знаю…  — вздохнула Надежда Петровна. — Да как ты ей накапаешь? Она в руки не даётся, и сама не ест, не пьёт! Ужас, что творится. Недайбог, случится с ней что, я ж перед Матвей Иванычем за неё отвечаю.

— Так кто ж знал, что так будет, — постаралась успокоить соседку Людмила Марковна. — И потом,  какая твоя вина? Это ж не ты, а он свою собаку бросил.

— Да не бросил он, — Надежда Петровна  вздохнула. — В том-то и дело, что не хотел он. Это мы его с доктором убедили, чтоб  собаку оставил и спокойно в отпуск ехал. Ведь с тех пор, как Матильду эту завёл, он ни разу и  не отлучался никуда, считай, три года почти.

— Значит, привыкнет. Не век же ей так страдать?

Соседки помолчали, отпивая по глоточку горячий свежий чай с травами и угощаясь домашним пирогом, а до их слуха то и дело доносилось жалобное тявканье собачки.

Посидев ещё какое-то время на веранде, женщины заметили, что постепенно звуки стали  становиться всё реже, пока не стихли совсем…

— Кажется, успокоилась, — осторожно проговорила Людмила Марковна вполголоса, словно боясь нарушить хрупкую тишину.

— Как бы не сдохла… — омрачилась пуще прежнего Надежда Петровна.

— Ну, что ты говоришь, такое, Надя! — остановила её Людмила Марковна. — Чего ей сделается? Просто устала уж бедная. Сейчас поспит, отдохнёт да и забудет. А ты, главное, вместе с ней-то не изводись! Собаки, говорят, всё чувствуют. Вот ты переживаешь, и она ещё сильнее. А ты, наоборот, вид сделай, что всё хорошо, так и она успокоится.

Надежда Петровна с сомнением поглядела на подругу.

— Думаешь, поможет?

— Обязательно! — убедительно проговорила Людмила Марковна.

— Пойду всё-таки проверю, как она там.

— И вид сделай, не забудь! — напутствовала соседка. — Придёшь, поиграй с ней и не обращай внимания на истерики.

Надежда Петровна поднялась и с тяжёлым сердцем направилась в сторону своего дома. Но тут Людмила Марковна остановила её.

— Нет, Надя, так не пойдёт! Ты нервничаешь, а нужно успокоиться. Самой успокоиться. Вот, возьми хоть кусок пирога, угости её, приласкай, поиграй и гулять отведи.

— Так она не ест ничего, и гулять — одно мучение!

— Ладно, давай вместе пойдём. Вдвоём мы уж как-нибудь с ней справимся!

Надежда Петровна была очень благодарна соседке за помощь. А что, если и вправду она всё верно говорит? Но Надежда Петровна сама так извелась за эти дни, что даже притвориться спокойной у неё никак не получалось. А Людмила Марковна излучала спокойствие, уверенность и добро!

Вместе подруги направились к дому с собачкой.

Осторожно приоткрыв дверь щёлочкой, Надежда Петровна приготовилась либо ловить обезумевшее рвущееся наружу существо, либо узреть хладный трупик несчастной Матильды. Но Людмила Марковна готовилась совсем к иной встрече. Едва в щёлочку просунулся маленький чёрный носик, как она сунула ему пирожок и, тотчас подхватив собачку на руки, принялась её теребить, ласкать и тискать, приговаривая: кто это у нас тут такой сладенький, и миленький, и красивенький, и умненький, и пушистенький! С тем она передала собачку на руки Надежде Петровне, и та продолжила успокоительную процедуру. Казалось, женщины радовались так, будто первый раз в жизни увидели настоящее чудо!

От совершеннейшей неожиданности Матильда смешалась и даже не подумала вырываться и скулить. Машинально она съела пирожок, завиляла хвостиком и стала лизать лицо и руки спасительнице.

У Надежды Петровны отлегло от сердца. Видимо, кризис миновал!

С того дня Матильда переменилась. Стала нормально кушать и спать, везде спокойно ходила за «новой хозяйкой», так что через несколько дней Надежда Петровна перестала всё время держать её на поводке и запирать двери дома. Матильда больше и не думала никуда убегать. Главным для неё теперь стало  везде быть рядом с «хозяйкой».

Так жизнь их окончательно наладилась, и Надежда Петровна была бесконечно благодарна своей соседке за это чудесное исцеление и превращение чудовища в красавицу.

Постепенно Надежда Петровна так привязалась к собачке, что не хотела уж с ней расставаться. В этом маленьком существе неожиданно  открылось ей столько ума, столько нежности, столько такта и столько доброты, что «порой и не в каждом человеке такое встретишь», — думала она, глядя на смешную кудрявую мордочку и внимательные чёрные глазки, выглядывающие из шерсти.

Так обе они  не заметили, как прошли три недели.

*   *   *

Матвей Иванович, приоткрыв калитку одной рукой, стал неуклюже протискиваться в неё, стараясь не повредить огромный куст голубой гортензии, горшок с которой он держал  в обнимку другой рукой. Дерево не дерево, но куст, что ни говори, был шикарный!  Однако, благодарность его была значительно больше и этого куста!

Надежда Петровна встретила его во дворе.

— Божемой, Матвей Иванович! Что это вы такое удумали?!

— Надежда Петровна, это вам! Моя благодарность! Примите, прошу.

Женщина загляделась на куст. Уж больно хорош!

— Стоило ли… — она хотела прибавить «так разоряться», но ничего не сказала, рассудив, что товарищ полковник таким образом проявляет свою любовь не к ней, а к своей ненаглядной собачке Матильде. И осталась рада и за него, и за неё, и за себя.

Услышав голоса, Матильда выбралась из-под куста смородины, где привыкла днём скрываться в тени от жаркого солнца, и побежала встречать гостей.

Увидав её, полковник радостно воскликнул:

— Матильда, Мотя, Мотенька! Иди скорее сюда!

Собачка остановилась.

Матвей Иванович растерялся.

— Мотя, ты что, не узнаешь меня? Иди сюда, моя хорошая!

Но Матильда не сдвинулась с места. А когда он сам попытался приблизиться к ней, попятилась, развернулась и быстро шмыгнула в дом.

Повисла неловкая пауза. И Матвей Иванович, и Надежда Петровна совсем не так представляли себе эту встречу…

— Что это с ней? — проговорил полковник не своим голосом. — Неужто меня не узнала? — он посмотрел на Надежду Петровну, ища в ней поддержки и какого-то разъяснения происходящего.

— Узнала, — вздохнула Надежда Петровна.

— Тогда чего ж?..

— Переживала она сильно. Думала, верно, что вы её бросили. Я даже бояться за неё стала, как бы не умерла с тоски-то. Ну, собаке ведь не объяснишь…

Полковник стоял в растерянности. Он совсем не ожидал, что такая маленькая собачка бессмысленной декоративной породы может оказаться способна на такие сильные чувства.

— Тогда что ж?.. — повторил он.

Надежда Петровна пожала плечами. Они вошли в дом.

Матильда сидела в комнате под круглым обеденным столом. Концы свисавшей скатерти скрывали её  от «гостя».

— Мотя! — позвал её Матвей Иванович ласковым голосом. — Мотенька, где ты? Иди ко мне!

Матильда не сдвинулась с места.

— Куда она спряталась? — спросил он хозяйку.

— Вон, под столом сидит, — заметила Надежда Петровна Матильду в убежище.

Полковник наклонился и заглянул под стол.

— Мотя…

Он протянул к ней руку, но собачка попятилась и — зарычала!

Матвей Иванович буквально опешил: такого с ней отродясь не случалось, что б Матильда хоть раз в жизни на кого-то рычала или огрызалась, а тут — на родного хозяина!

Матвей Иванович был потрясен. Совсем не так он представлял себе их встречу. Постояв несколько минут в задумчивости, полковник распорядился:

— Надежда Петровна, несите «переноску». Домой мы поедем.

Надежда Петровна беспрекословно выполнила распоряжение. Она принесла саквояж для перевозки животных и заранее собранные ею собачкины вещи.

— Помогите мне, пожалуйста, — попросил Матвей Иванович.

Надежда Петровна нагнулась под стол, вытащила Матильду и держала её на руках, пока Матвей Иванович расстёгивал саквояж.

— Ну, сажайте её туда.

Надежда Петровна попыталась запихнуть Мотю в переноску, но та, до того сидевшая у неё на руках совершенно спокойно, внезапно стала вырываться, выкручиваться всем телом и визжать.

— Вот так дела…

Кое-как им вдвоём удалось справиться с собачкой, и Матвей Иванович быстро застегнул «молнию». Матильда продолжала визжать и биться, всеми силами стараясь вырваться на волю. Они оба смотрели на это дело в молчании. А потом Надежда Петровна неуверенно произнесла:

— Может, вам лучше теперь её у меня оставить?

Матвей Иванович не понял:

— Как это — оставить?

— Пусть бы со мной теперь жила,  раз такое дело, мне не в тягость будет…

Полковник решительно взялся за ручку саквояжа с собачкой.

— Я вам очень благодарен, дорогая Надежда Петровна, за ваше участие. Вы уж простите меня, что так получилось. Но как же я могу мою Матильду вам оставить? Нет. Надеюсь как-то всё образуется. Где это видано, чтобы собака своего хозяина не признала?!

Надежда Петровна согласно кивнула в ответ.

— Как скажете, Матвей Иванович.

С тем полковник взял скулящий саквояж и направился к выходу. Надежда Петровна закрыла за ним калитку, у которой стоял теперь шикарный куст голубой гортензии.

Странное поведение Матильды оставило в её душе неприятный след. Ей жаль было собачку, жаль было и полковника. Но животному же не объяснишь…

*   *   *

Вернувшись домой, Матильда своего поведения не изменила. Она скулила, пряталась под столом, не подходила к рукам, отказывалась от еды. А если Матвей Иванович упорствовал, она рычала на него и огрызалась.

Вся их привычная жизнь была разрушена, и Матвей Иванович бесконечно корил себя за то, что поддался на уговоры и заставил свою Мотю так страдать. «Наверное,  и вправду решила, что я её предал, бросил,  — думал полковник, глядя на свою любимицу, которая отказывалась признавать его своим, и на сердце его лежал тяжёлый камень. — Но кто ж мог знать, что так оно  обернётся? Ведь  сколько собак оставляют на время, и говорят даже, что  специальные собачьи гостиницы существуют. И ничего, никто вроде бы от этого не умирал?»

Но с Матильдой случилось что-то странное. Теперь она полностью игнорировала хозяина и большую часть времени пребывала в какой-то тоске и прострации.

«Может, права была Надежда Петровна? И нужно было оставить Мотю у неё? — продолжал размышлять Матвей Иванович. — Но мыслимое ли дело? Что ж каких-то три недели перечеркнули все три года, что мы прожили вместе?»

Дело тут было, конечно, не во времени, а в том невольном предательстве, которого Мотя никак не могла ему простить. И Матвей Иванович это ясно понимал. Однако он не терял надежды вернуть всё на круги своя.

Отправившись как-то раз с Матильдой в парк, он спустил её с поводка, чтобы она, как обычно, поиграла со своими собачьими друзьями, подумав, что прошло достаточно времени.   Но в ту же секунду Мотя, даже не взглянув на знакомых собак, бросилась прочь.

— Мотя! Мотя! Стой! Ко мне! Мотя! — кричал Матвей Иванович ей вслед, но всё было напрасно.

Наблюдая за её стремительным бегством, Матвей Иванович так и замер на месте с пустым поводком в руке. Сердце его сжалось. Как же теперь быть?

Он отправился следом.

— Мотя! Матильда! Иди ко мне! — продолжал он звать свою любимицу, но её нигде не было. Обойдя весь район, Матвей Иванович вернулся домой один. Делать было нечего. И, посидев немного на пуфике в прихожей, даже не зажигая света, он снова отправился на поиски.

Он снова обошёл район и часть парка, но никого не обнаружил и на этот раз, и, печально возвращаясь назад вдоль автодороги, вдруг на автобусной остановке увидел женщину с его Матильдой на руках.

— Мотя?.. — он не поверил своим глазам.

Женщина посмотрела на незнакомца  и поводок, беспомощно висящий из кармана его брюк.

— Это ваша собачка? — тотчас обрадовалась  она.

— Да, это Мотя. Матильда.

— Славабогу! — улыбнулась женщина. — А то я думаю, что с ней делать-то теперь? Едва под машину не угодила, я её прям из-под колёс, считай, вытащила. Ну, держите вашу Мотю.

Женщина поднялась со скамейки и передала Матильду с рук на руки Матвею Ивановичу. В этот раз собачка не сопротивлялась, а покорно сидела на руках. Он почувствовал, как она вся дрожит.

— Милая моя, бедняжка. Ну, ничего, сейчас домой пойдём, всё будет хорошо, — уговаривал он её, крепко прижимая к себе, чтобы снова случайно не упустить.

Дома Матильда безвольно лежала на своей подстилке. На еду она даже не взглянула, и на ласки хозяина и добрые слова его никак не реагировала. Матвей Иванович пытался как-то взбодрить её,  неустанно убеждая в том, что всё плохое уже позади, и дальше будет только лучше, и заживут они, как прежде, и что уж больше он никогда и никому её не оставит. Так, за полночь просидел он с ней, увещевая, убаюкивая и лаская.

Но хорошо уж не было. На утро Матильда умерла.

*   *   *

Первый раз за всю свою жизнь полковник Колесов опоздал на службу. Пришёл он весь зарёванный, и слёз своих скрыть никак не мог да и не старался. Надежда Петровна, увидев его, так и подскочила:

— Матвей Иваныч, господи, что случилось-то?!!

Он остановился, устремив глаза в пустоту.

— Мотя моя умерла…

Надежда Петровна не поверила своим ушам.

— Мотя?! Да как же?..

Матвей Иванович закрыл лицо рукой. Но потом, скрепив сердце,  прямо посмотрел на Надежду Петровну.

— А ведь верно вы тогда сказали, чтоб Мотю у вас оставил. Это я во всём виноват. Эгоист. Посчитал её своей собственностью! Ишь какое дело!  А у неё ведь тоже сердце было, и душа. Нежная,  — прибавил он, и голос его дрогнул.

Надежда Петровна никак не могла свыкнуться с новостью, что Матильды больше нет. Но как же? Ведь ещё совсем  недавно она бегала у неё в огороде и спала на диванчике в прихожей…

— Не корите себя, Матвей Иванович, вашей вины тут никой нет. Вы ей зла не желали, только любили, сильно.

Полковник ничего не ответил. Оправдания он себе не искал.

*   *   *

Похоронив Матильду за забором военчасти в заросшем палисадничке среди трёх старых берёз, через несколько дней Матвей Иванович обнаружил рядом с её могилкой тот самый куст голубой гортензии, что привёз он Надежде Петровне в подарок за заботу о своей любимице.