Озеро
КАЖДОЕ УТРО, как только проснется, Вестидж выходит из дома на улицу и подметает двор. Он всегда делает это очень тщательно. Его дом стоит среди бесконечного числа огромных старых платанов, чьи толстые стволы доросли до самого неба, а ветки раскинулись так широко, что переплелись друг с другом и образовали настоящую крышу. Сверху до него долетает лишь слабый рассеянный свет, и только в ясные дни земля под ногами покрывается бликами ярких солнечных зайчиков.
Его дом небольшой, но уютный и красивый. Два крыла, сложенные из кирпича, поставлены под прямым углом друг к другу и соединены деревянной открытой верандой, через которую сделан выход во двор.
Его двор — это хорошо утоптанная, твердая коричневая земля между стволами великанских деревьев. Каждый день Вестидж аккуратно сметает опавшие листья, кору и пыль, чтобы земля была ровной и чистой.
— Эй, Вестидж, ты дома? — он услышал знакомый голос у порога.
— Да, Тарит, привет.
По выходным Тарит приезжает к Вестиджу на велосипеде, и они едут кататься. Сейчас лето, и стоит ужасная жара. Всякий раз они едут по одной и той же дороге, которая, минуя окрестные деревни, стелется меж лугами и полями туда, где, они точно знают, есть озеро. Но где оно и как далеко, никто не может сказать.
— Поехали покатаемся! Может быть, сегодня нам удастся доехать до озера?
— Хорошо, поехали.
Они выезжают как можно раньше, чтобы успеть проехать чуть дальше и вернуться до темноты, каждый раз они проезжают немного больше, чем в предыдущий день, но пока не увидели ничего, кроме новых поворотов их дороги.
Вестидж как раз выкатывал с веранды свой велосипед, как вдруг между деревьев появился чей-то силуэт.
— Здравствуйте, — робко произнес новый гость, как только понял, что его заметили.
Он вышел из-за дерева и нерешительно направился в их сторону, ведя рядом за руль свой старенький велосипед.
— А, Лепот, это ты. Ну, здравствуй, — приветствовал его Тарит без явного энтузиазма.
Лепот был маленький и худой, его круглая голова с коротко стриженными соломенными волосами болталась на длинной тонкой шее, и только большие яркие глаза выделялись на ничем не примечательном больше лице.
— Вы поедете сегодня кататься? — спросил он так, будто от страха едва сумел выдавить из себя эти четыре слова.
— Поедем, — спокойно ответил Вестидж.
— Тогда, пожалуйста, возьмите меня с собой. Пожалуйста, — прибавил он заискивающе.
Друзья замялись, не зная, что на это ответить, и посмотрели друг на друга, каждый надеясь на другого: о том, чтобы взять Лепота в дорогу, не могло быть и речи, и нужно было как-то сказать ему об этом.
— Лепот, ты будешь очень медленно ехать, мы не можем взять тебя с собой, — вежливо, но без особого участия сказал Вестидж.
— Я постараюсь не отставать, — горячо заверил тот.
— Нет, Лепот, не нужно, — сказал Тарит.
— Но почему?
— У тебя плохой велосипед, — сказал Тарит.
— Почему? – спросил Лепот и, не получив никакого ответа, повторил: — Почему мне нельзя?
Вероятнее всего, они сами не знали точной причины, вернее, не смогли бы ее объяснить, но старательно искали отговорки. Конечно, если бы Лепот ехал слишком медленно и отстал, они бы не стали ждать его и уж тем более, возвращаться. Обратную дорогу не трудно найти самому. Но, может быть, напротив, они подозревали, что он не отстанет? И не хотелось, чтобы кто-то в первый раз доехал до озера вместе с ними, нарушив их компанию и как будто присвоив себе чуточку торжества: ведь это было их озеро, они первые решили его отыскать, несмотря на все сомнения в его существовании и уговоры бросить это бесполезное занятие.
Так, оставив Лепота без ответа, Тарит и Вестидж сели на велосипеды и покатили прочь. Но едва успев отъехать, Вестидж остановился, заметив, что у него спустило одно колесо.
— Подожди немного, — сказал он другу, — мне нужно подкачать шины.
Он снял с рамы насос и принялся накачивать сдувшееся колесо. Он старался изо всех сил, но без всякого толка – колесо оказалось пробито.
— Что же делать, Тарит? — воскликнул Вестидж. — У меня лопнуло колесо!
— Давай вернемся и поставим запасное, — предложил Тарит.
— Запасного у меня нет, — вздохнул Вестидж опечаленно.
Неожиданно снова появился Лепот, он бежал к ним, бросив свой велосипед посреди дороги.
— Хотите, я принесу вам запасную шину, — проговорил он запыхавшись, — у меня дома их много!
— О, это здорово! Конечно, неси скорее! – радостно воскликнули друзья.
— А за это вы возьмете меня с собой?
Тарит и Вестидж посмотрели друг на друга:
— Ну, как? Возьмем?
— Пожалуй, придется.
— Ладно, возьмем, — подвел итог Вестидж, — неси скорее шину!
Примерно через двадцать минут Лепот вернулся с новой шиной, очень довольный.
— Вот, держите. Давайте я помогу вам ее поменять.
— Помоги.
Они все уладили в течение нескольких минут.
— Ну все, можно ехать! – радостно воскликнул Лепот.
— Он что, в самом деле собрался ехать с нами? – шепотом спросил Тарит, мельком взглянув, как Лепот кое-как взбирался на свой ржавый велосипед.
— Ничего, пускай. Он все равно отстанет, — ответил Вестидж, — а если не отстанет, придумаем что-нибудь…
Но придумывать ничего не пришлось. Едва отъехав, Лепот вдруг остановился и закричал:
— Ой, какое несчастье! У меня тоже лопнуло колесо! Подождите меня, пожалуйста, я быстро починю!
— Нет, Лепот, мы не можем тебя ждать, — равнодушно сказал Вестидж, едва обернувшись, — мы торопимся, нам нужно ехать.
— И так уже провозились лишних полчаса, — прибавил Тарит. — Ты и сам понимаешь, что мы не можем тебя ждать.
Лепот никак не ожидал такой напрасной обиды. Он был явно расстроен, подавлен и удручен. «Как же так? – шептал он про себя. – Как же так?» А ведь он было подумал, что теперь они как будто все вместе, втроем, друзья…
— Конечно. Я понимаю, — тихо ответил он и побрел прочь, волоча за собой свой велосипед, как побитая собака тащит в будку свою железную цепь.
— ВИДИШЬ, ВСЕ САМО СОБОЙ получилось, — облегченно вздохнул Вестидж, и друзья поехали дальше со спокойной душой.
Они ехали целый день под палящим солнцем, время от времени останавливаясь передохнуть в тени одиноких деревьев, встречающихся на пути среди бескрайних горячих лугов. Дальше были рощи и косогоры, дорога петляла и как будто манила каждым своим изгибом бесконечно следовать за ней в таинственную и желанную неизвестность.
И вот день уже клонился к вечеру, а дорога все не кончалась, и они не встретили на пути ни одной живой души.
— Не пора ли нам ехать обратно? – предложил Вестидж.
— Давай только посмотрим, что за тем поворотом, — указал Тарит вперед, — и если там снова ничего нет, поедем обратно. Кажется, мы в первый раз уехали так далеко. Не может быть, чтобы мы снова ничего не нашли!
— Хорошо, поехали посмотрим, — согласился Вестидж.
Sglab Оба они уже порядком устали, но надежда придавала им сил.
Вдруг прямо на своем пути они заметили яркую зелень высоких кустарников, росших широкой полосой. Солнце клонилось к закату, и все запахи, до этого словно прибитые к земле палящей жарой, теперь разом ожили и разлились в мягком остывающем воздухе.
Достигнув этой неожиданной стены, путешественники слезли с велосипедов и стали пробираться сквозь нее.
То, что увидели они за деревьями, в первые минуты не укладывалось у них в голове.
Сначала их ноги коснулись мягкого теплого песка, а затем перед их глазами предстало бескрайнее, чистое и прозрачное до глубины, изумрудно-лазурное озеро. Спокойное и ленивое, оно переливалось фиолетовыми отсветами в розовом свете низко висящего над горизонтом солнца и плавно накатывало волнами на коричневый влажный песок. Как чудесно было это зрелище! О, как чудесно!
Изумленные сказочным видом своей величайшей находки, усталые и измученные, но бесконечно счастливые, Тарит и Вестидж разом забыли обо всем. Они тотчас побежали к прозрачной шелковой воде, даже не успев снять одежды, бросились в нее и поплыли прочь от берега, бесконечно счастливые.
Вода оказалась очень теплой и нежной, она мягко обволакивала все тело, даря невероятное блаженство и негу. Как прекрасен был этот миг! Но вдруг Тарит почувствовал, что тонет. Он ничего не мог с собой поделать – все тело внезапно и неизвестно от чего налилось свинцовой тяжестью, так что невозможно было пошевелить ни рукой ни ногой, ни позвать на помощь – так, спокойно и безмолвно, он погружался на дно. Когда Вестидж заметил, что Тарит внезапно исчез, он не успел ни в чем разобраться: силы разом покинули его, и он потерял сознание раньше, чем успел потерять спокойствие.
* * *
ВОТ ЕГО НОВЫЙ ДОМ, он стоит высоко на утесе, а внизу со всех сторон, на сколько хватает глаз, — море, огромное, бескрайнее, безымянное и бесконечно одинокое. Но одиночество – его жизнь. Теперь всегда, день за днем, он будет смотреть на это море и небо, и видеть – лишь свое отражение кругом.
Уже начинается зима. Холодный, влажный морской ветер облетает свои владения, окутывая все печалью и бесприютностью. Море, серое и немое, безразлично выпускает на бесцветный песок нежные белые барашки своих волн. Эти барашки почти как живые, они идут к морскому берегу издалека, зная, что здесь их неминуемо ждет смерть, но все равно каждый день они плывут бесконечной чередой и выходят на прибрежный песок, чтобы погибнуть.
Люди похожи на эти барашки, печально думает Вестидж. Они так же приходят на землю, чтобы умереть, но никто из них не хочет покориться своей судьбе. И чтобы понять там самую малость, с каждым из нас должно случится что-то необратимое. Мы всегда ценим то, что от нас уходит, но потери ничему не учат нас. Мы всегда ценим то, что уходит…
Бледное усталое солнце взошло недавно, очень холодно – скоро зима. Солнцу тоже нужен отдых. Его окно открыто, и Вестидж слышит тихий шелест внизу. Он идет посмотреть: море, печальное и отрешенное, такое равнодушное, такое холодное, плещет темными волнами кругом, на сколько хватает глаз. Холод проникает в самую душу. Сегодня одиночество чувствуется особенно остро. Он никогда не привыкнет к нему. Прозрачное небо неподвижно. Легкие зябкие облака стелятся низко над водой, уходя вдаль к самому горизонту. Здесь и море, и небо, и земля так же одиноки. Но у них есть надежда, пусть даже слепая, иллюзия спасения. Они идут далеко-далеко, без устали, без отдыха, тайно надеясь, что у той далекой черты они встретятся и соприкоснуться: настанет конец миллионам лет одиночества и смертельной усталости. Вот горизонт, как близко до него! Но нет. Всего лишь искусный обман, чья-то злая шутка. Бесконечное разочарование гораздо страшнее, чем осознание несчастья, пусть даже и бесконечного.